Лена же рвется вперед и выше. Она в самом деле, тут подруги правы, многого хочет, хотя это многое укладывается всего в три вопроса: кто я? Зачем я живу? Что хорошего сделал? Всего три вопроса, а чтобы ответить на них, иным не хватило и жизни. Вечные вопросы. Какое счастье, что Лена их задает! Уже сам вопрос о смысле жизни придает жизни смысл. Но вот беда: ответы на вечные вопросы вылиты ведрами, а приняты — каплями. Смысл вопроса о смысле жизни в том, видимо, и состоит, что он возникает у тебя, несмотря на ответы, найденные до тебя. Потому они и вечные, что каждый человек вечно будет отвечать на них сам.
Взгляд Лены с завистью устремлен в прошлое — туда, где первые пятилетки, война, целина . Тогда, считает она, сама история ставила перед человеком цель: преодолеть разруху, накормить голодных, одолеть врага, обустроить землю. А сейчас? Такая обыкновенная жизнь — а она стремится к чему-то необыкновенному. Такие будни — а ей так хочется романтики. Такая проза — а душа жаждет поэзии. Конечно, можно бы сказать Лене: и первые пятилетки, и целина — это не только порыв, но и подвиг. Это, прежде всего работа. Даже на войне, говорят солдаты, самым главным тоже была работа. Конечно, можно было бы напомнить Лене, что и сегодня ведь никто не застрахован от того, что на поле не загорится трактор, как у Анатолия Мерэлова, или не направит на тебя дуло пистолета бандит, как на Надю Курченко, или не случится несчастье в шахте, как у Игоря Игнатьева.
И все же . И все же честнее, мне думается, в чем-то согласиться с Леной. Сегодня, когда жизнь не требует от тебя каждый день бросаться на амбразуру, жить, взмывая в небо, а не только бездумно волочась по земле, — труднее. Мы вообще, наверное, слишком часто говорим, что нынешним семнадцатилетним, поскольку им все далось легко, жить легче: «А в иные годы .»
Но у них свои годы. Вот эти, наши. Письмо Лены напоминает нам известную формулу Достоевского: «Наестся человек и . тотчас скажет: «Ну вот, я наелся, а теперь что делать?»
Лева мечтает о подвиге. Но сегодня спрос, если так можно выразиться, скорее не на подвиг, а на подвижничество. Слова эти одного корня, но понятия выражают, тем не менее, различные. Подвижничество предполагает протяженность деяния часто малозаметного, негромкого, непрестижного. Целина поднята, да, но ведь ее надо пахать. Кому-то всегда надо пахать .
Вот к этому готовит себя Лена?
Она мечтает о трудностях, но, быть может, труднее всего дается человеку умение будни поднимать до праздника, быт — до бытия, дело — до деяния.
Как обычную жизнь наполнить высоким смыслом? — вот главный вопрос, который вытекает из письма Лены. Думается, его следует обсудить сообща.
Лена, сама того, быть может, не подозревая, подсказывает нам и то, от чего следует всех предостеречь.
«Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным», — пишет Лена. Как сказать . Можно сказать, «профессия» или того проще: «поступление в институт». А можно сказать: «Дело, которому я служу». Цель жизни может не исчерпаться делом. Но именно дело человека — главный проводник цели. И совсем необязательно эдакое романтичное дело. Мне приходилось как-то на страницах газеты рассказывать о дворнике, делегате комсомольского съезда, который так относился к своему, прямо скажем, не очень ныне престижному делу, что ощущал свою значимость и достоинство, будто он космонавт на орбите. Всякий полет все же, не будем это забывать, начинается с земли. Случайно ли Лена ни словом не обмолвилась в письме о том, кем хочет стать? Это на пороге-то аттестата зрелости. Мечтая о крыльях, не будем забывать заботиться я об обуви…
«Замужество, — говорит Лена. Но лучше сказать — любовь. И еще — дети. Воспитать детей, настоящих граждан и истинно интеллигентных людей — разве это не благородная, не высокая цель?» Замужество для таких натур, как Лена, быть может, я не станет единственной целью. Но любовь обязательно подскажет средство для достижения этой цели, потому что ни одному человеку не удалось ещё, оставить о себе благодарную память, вырваться из круга обыденности, не любя людей.
