- понятие, присуще любой развитой мировоззренческой системе, которое оправдывает и истолковывает свойственные этой системе моральные нормы, показывает, во имя чего необходима предписываемая их деятельность.

В газете «Собеседник» было напечатано такое письмо:

«Здравствуй, «Собеседник»! Я учусь в десятом классе. До десятого класса я была озорной, веселой заводилой-девчонкой. Теперь все изменилось. Я уже не могу смот­реть на жизнь по-прежнему. Меня мучает то, что за все мои семнадцать лет я не принесла никакой пользы. Кто я? Зачем я живу? Что хорошего я сделала? Не знаю. Хорошие отметки (я — отличница), дисциплина, активность в школе — вот и все?

Я люблю читать. Прочла много книг. Мне кажется, что герои книг необыкновенные люди. Есть ли сей­час такие? Если бы ты знал, «Собеседник», как я завидую жившим во время революции, первых пятилеток, Великой Отечественной, поднятия целины! Вот были люди! И у всех у них в жизни была какая-то цель. А ка­кая цель у меня? Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным.

Дело в том, что у нас, у нашего поколения есть все. Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым не­бом, мы хорошо одеваемся (опять-таки с помощью родителей), о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору. Почему же мне чего-то не хва­тает? Да, я мечтаю о подвигах (да и кто об этом не мечтает?), я хочу, чтобы моя жизнь не была скучной, однообразной. Но как, как этого добиться? Меня часто называют «слишком романтичной», говорят, что я «много хочу». Но разве можно жить иначе?

Я не пишу фамилии, понятно почему. И все-таки я уверена, что не только я так думаю и что со мной сог­ласятся многие.

С уважением, Лена, 17 лет. Елец».

Однажды, рассказывают, Александр Грин слушал чтение новой повести молодого автора. Очень вниматель­но и очень доброжелательно слушал: в нем всегда жи­ла, не всегда выходя наружу, суровая нежность к лю­дям, И вдруг рассердился — услышал в повести такие слова: «Небо было как небо».

«Небо было как небо . — повторял Грин, нахмурив­шись. — Небо — как небо. И добавил расстроено: «Так — нельзя».

Мне вспоминается этот маленький эпизод из жизни большого романтика, когда я читаю письмо Лены. «Слишком ты романтична», — говорят ей подруги, и в этом утверждении слышится упрек: «Много хочешь», и в этом упреке слышится вопрос: «Что тебе еще нужно?»

«У нас, у нашего поколения есть все, — утверждает, впрочем, и сама Лена. — Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым небом (небо — как небо?), мы хо­рошо одеваемся, о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору». Это общее для всего по­коления благополучие Лена дополняет своим, личным: отличница — что не так часто сегодня встречается в де­сятом классе и хотя бы, поэтому дает основание для оп­ределенной гордости собой. Общественница — и это, как известно, должно существенно наполнять жизнь. Дисциплинированна, что тоже, как всякое умение вла­деть собой, приносит удовлетворение.

И вдруг такая неудовлетворенность .

Такое томление души, такое ощущение неполноты жизни, такая обделенносгь даже! Все, кажется, есть для счастья, нет только одного — самого счастья. Отчего так? Почему? — спрашивает Лена, вынося свои вопро­сы на наш с вами суд. Как часто мы еще боимся этой смутной, вдруг подступающей к тебе и в середине нута, не только у его начала, тоски, как гонки от себя эти внезапно настигающие в мм не благополучных буднях вопросы, свидетельствующие о каком-то ином неблаго­получии, как часто ссылаемся при этом то на атмосферное давление, то на солнечную активность, то на расстроенные нервы – все лучше, кажется, чем эта неудовлетворенность. И не понимаем того, что она-то, быть может, и есть лучшее в нас — нет ничего хуже, как известно, самодовольного оптимизма.

Первое, что хотелось бы сказать Лене: как хорошо, что ты этого самодовольства лишена! Одни люди ста­вят перед собой цели, другие повинуются лишь своим желаниям. Судя по письму, Лена принадлежит к первым. Когда нет цели — все может стать целью, чему немало, увы, свидетельств находится в редакционной почте. Сколько еще вслед за тем незадачливым автором могут сказать: а небо? Что небо? Небо как небо .